Эпоха перемен, революционных настроений и глобального финансового кризиса перетасовывает карты. Если вчера отечественная арт-система рождала не столько художников, сколько светских тусовщиков, ныне на арену выходят и свежие молодые, несущие не обезьянок, расположенных на холсте по Фэн-шуй, но острые высказыванья и жесты, направленные к обществу. Один из таких новых художников — Анатолий Белов, который расклеивает по Киеву свою говорящую графику с вопросами «Почем (у) мораль?» или поколенческим заявлениями «Мы не маргиналы!».

Встретившись с ребятами из журнала «ШО», Анатолий Белов рассказал об уличном искусстве, церковном танке, маргинальности и возможности выходить за рамки приличий, после чего попытался понять, почему вандалы убрали из его произведения не пенис, а Библию.

Расскажи, как ты оказался на улице:)

Мой самый первый и неосознанный выход на улицу произошел вскоре после знакомства с художниками из группы «Р.Э.П.». Тогда, впрочем, никакого «Р.Э.П." ещё не было — была революция, 2004-й год. Мы рисовали и тащили всё на улицы, общались и призывали к чему-то. Позже были и уличные перформансы типа «We will R.E.P. you», когда мы вышли на Майдан в колпаках, масках, с портретами Бойса и Уорхола, лозунгами «За искусство пасть порвем» и т. д.

Почему ты называешь эти первые выходы неосознанными?

Ну я тогда ещё практически ничего не понимал в современном искусстве. Лишь по окончанию учебы, познакомившись с Жанной Кадыровой, Никитой Каданом и другими, я начал узнавать некое другое искусство. Поначалу у меня была ужасная депрессия — казалось бы, я окончил специализированный ВУЗ, но при этом осознал, что не знаю современного искусства. Позже, впрочем, пришла новая депрессия — я узнал современное искусство. Я сейчас говорю не о глобальном контексте, конечно, но контексте нашего локального замкнутого арт-мира со всеми его жуткими терками и глупыми местечковыми правилами.

Опиши подробнее, что именно тебя возмущало в нашей арт-среде?

Меня возмущала наглость галеристов по отношению к художникам. Все обстояло так, будто художник чем-то пожизненно обязан галерее. При этом галерея ничего не делала для этого художника, не занималась его продвижением, не оказывала помощи, не провоцировала развитие. И за вот этой бездеятельностью, следовало ещё и требование, мол, раз ты у нас выставляешься, то, будь добр, расплатись с нами своими работами. С моей точки зрения, подобные требования — это не только нонсенс, но и попросту дискредитация самой идеи сотрудничества галереи с художником. Такие «расплаты» превращают галерею в банальное арендуемое выставочное пространство, хозяева которого потом хвастаются своей т.н. «работой с художником».

В общем, однажды, и это случилось не так давно, я решил реализовать свой первый уличный проект «Мы не маргиналы». Именно тогда я испытывал свою технику, город, взаимодействие с социальной средой, узнавал, где работа провесит дольше. Создавая этот проект, я ощущал некоторое разочарование, задавался вопросами в духе: «Нужно ли кому то, что я делаю?». Я подбадривал себя, думая о том, что мои любимые режиссеры, вроде Джармуша, тоже когда-то были маргиналами, но смогли доказать, что не являются пустым местом. Я решил поселить на стены Киева странных персонажей, которые скандируют «Мы не маргиналы!». Это были какие-то старые гомосексуалисты, люди с длинными носами и, в частности, те самые реализовавшиеся маргиналы как Клаус Номи или, опять же, Джармуш.

Ещё вчера быть маргиналом считалось всячески круто и достойно, мол, я не в стаде, я не такой как все, но сегодня уж всё иначе — маргинал ассоциируется с неудачником. Ты-то сам как относишься к этому понятию?

Маргинальность не должна быть самоцелью. Этим не нужно упиваться. То, что существуют маргиналы, которые на каждом углу кричат о своей маргинальности, — это обычная борьба за власть, попытка скрыть своё желание «стать мейнстримом».

Или парализующее оправдание, когда художник пестует непонятость себя большинством, прекращая стремиться к самосовершенствованию, ведь «быдло просто не шарит».

Позиция «гордый непонятый художник» — это, бесспорно, остановка.

Сам ты доволен тем, как был воспринят твой дебютный проект «Мы не маргиналы»?

Да, я офигел в первую очередь от того, как преображается произведение, попадая на улицу. Оно обретает больше смысла, становится объемным и живым; картина становится не просто рисунком, но полноценным автономным существом.

Меня также поразило то, как сильно отличается уличная реакция от реакции галерейной. Люди, встречающие искусство на улице, более обескуражены, что ли.

При всех наших ущербных галерейных раскладах, можем ли мы утверждать, что единственная адекватная галерея для молодого художника сегодня — это улица? Или, все-таки, ещё рано ставить крест на привычном, «помещенческом» формате галереи?

Я не отвергаю галереи. Каждый сам волен выбирать свой путь. Да и к чему ограничивать свои возможности, если, к примеру, есть возможность работать с профессиональными галеристами и кураторами. Более того, каждому проекту свой контекст — некоторые рождены лишь для галереи. У меня, к примеру, в конце июня откроется выставка в галерее Гудимова. Это будет совместный проект с Димой Моисеевым. Я буду выклеивать работы на улице, а Дима будет работать с ними голым. Я это сфотографирую, и на стенах в галерее будут уже фотографии со стрит-артом внутри. Разумеется, что-то ещё будет доклеиваться в самой галерее, — для целостности картины, — произойдет симбиоз помещения и улицы.

Расскажи немного о своей технике, которая применялась в проектах «Мы не маргиналы» и «Почем (у) мораль?».

Это, конечно, не граффити. Это просто графика, выклеенная на улице. Я создаю изображения водостойкой тушью на рулонах бумаги, после чего вырезаю, клею эти работы с помощью «ПВА» на уличные стены. Это совсем не дорого, что важно для меня сейчас, да и наклеить произведение гораздо быстрее, чем стоять и рисовать баллонами. К тому же, когда ты носишь с собой готовые работы, которые выглядят не «как получилось», а «как хочется», то можешь уделить большее внимание тому, где именно их разместить, где они будут работать лучше.

Любопытно, что именно сейчас, во время финансового кризиса и политического коллапса, в Украине вновь начинают появляться молодые художники с остросоциальными высказываниями. Вся эта нынешняя предреволюционная ситуация как-то стимулирует искусство?

Ситуация сейчас очень интересная — происходит процесс формирования новых законов, которые, возможно, будут работать с нами гораздо жестче. И поэтому, кстати, мне интересна реакция украинской общественности на ту же Комиссию по Морали. Для меня было большим удивлением, что она вообще есть эта Комиссия, и мне хотелось бы знать, почему такая Комиссия и «проблема общественной морали» актуализировалась именно сейчас. Убежден, это не случайно. За всем этим я вижу потенциал развития чего-то по-настоящему плохого.

И своим проектом ты совершил высказыванье по теме. Какого эффекта ты ожидал? Или было важно попросту публично задать вопрос: «Почем мораль?»?

Комиссия по Морали — это лишь одна из составляющих той аморальности, которая определяет отношение государства и политиков к людям, к культуре. Взять, к примеру, памятник Голодомору из золота и белого мрамора, который не так давно установили в Киеве. Такой памятник — верх аморальности, апофеоз всего.

Какой ты видишь роль художника в рассвете этих безумных апофеозов? Может ли он позволить себе продолжить витание в грезах и колупание в фантазмах, или же вновь пришло время социально и политически озабоченного художника-критика?

Художников много и они разные. Для меня лично первична честность перед собой. Всё остальное — вопрос выбора формы проявления того, что чувствует конкретный творящий человек. В любом случае, я бы не хотел строить свою критику кого-то на претензиях типа «Ты аполитичен!». То, что делаю я — это лишь моя реакция, мои ощущения, моя тревога.

Насколько мне известно, одну из твоих работ из «Почем (у) мораль?» уже подпортили. На ней человек с корзиной вместо головы, в которой лежат томики Библии, а сам человек сидит на коленях перед свечой в виде пениса. Так вот порвали корзину с Библиями, а член-свеча уцелел. Почему вместо того, чтобы убрать х.й, вандалы убрали Библию?

Очевидно, работали христиане:) Могу лишь догадываться, но, видимо, они считают, что «аморальные вещи» итак вокруг, ничего не поделаешь, поэтому, уже пофиг, что член — главное, чтобы Библия рядом не лежала.

С чем ты связываешь активацию диковатых слоев населения и всех этих «набожных» радикалов-невежд в Украине?

Тема веры всегда была удобной почвой для манипуляций. У происходящего политические корни. Искусство же во всем этом оболванивании может сыграть лишь одну роль: показывать вещи с другого ракурса, помочь что-то увидеть, переосмыслить. Перемены приходят тогда, когда люди начинают думать собственными мозгами. Но стоит понимать, что мы можем сделать лишь то, что мы можем сделать, а против нас — огромная машина, танк «Церковь», который кого угодно может задавить, если захочет. Остается лишь делать свое дело.

Галерея тоже своего рода церковь со своими заповедями. И в этом смысле, меняются ли они, когда искусство выходит из галереи-храма на улицу? Рождаются ли внутри какие-то дополнительные ограничения и табу, ведь, казалось бы, попадая на улицу, ты уже не находишься на территории культа «contemporary art», где хоть ребенка жги, хоть черепа золотом поливай — паства понимает?

Каждый сам волен формировать свою персональную систему табу и облик собственного пространства жизни и искусства. Сам я, к примеру, не буду делать эпатажные картины, где е.ут детей, режут на куски. Но я не исключаю, что возможны идеи, которые требуют выхода за рамки общепринятых приличий. Сейчас таких идей у меня нет. Я не хожу и не плюю людям в лицо. Это не тот жест, который мне хотелось бы совершить, не то, что хочется выразить.

Давай вернемся к уличному искусству. Вот этот его изначальный партизанский дух, бывает, кооптируется арт-системой розового гноя, и вот уже Бэнкси продается за «очень дорого» и разукрашивает дом Джорджу Майклу… Это выхолащивание или нормальная эволюция уличного искусства в современном мире?

Я бы с удовольствием разрисовал дом Джорджу Майклу, с радостью получил бы от него деньги, и снял бы фильм, который ношу в себе. Чтобы творить нужны ресурсы. Если у меня будут покупать картины и просить расписывать дома — я, конечно же, соглашусь.

Готовишь ли ты новый уличный проект?

Да. Он будет касаться застройки, уничтожающей культурный ландшафт Киева.

О собеседнике:
Анатолий Белов родился 13 сентября 1977-го года в Киеве. До 1995-го учился живописи в Республиканской Художественной Средней Школе имени Шевченко. С 1999 по 2004 учился в Национальном Техническом Университете «КПИ» на полиграфическом факультете, специальности «книжная графика». После 2004 — вольный художник. Живет и работает в Киеве.

© Журнал «ШО»
via art magazine «Проза»